Он и был скорее шаманом, чем ученым. Околдованные им настоящие ученые, вперемежку со злыми дикарями с его заклинаниями на устах, плясали в огненном круге эпохи. Он вызвал бездну, и та охотно откликнулась. Он достиг всех мыслимых почестей в СССР: его цитировали в языкознании гораздо чаще (!) Вождя народов, противники его учения были размазаны по стенкам... Бездна прожевала и выплюнула: сначала его из жизни, а затем - его идеи из официальной, единственно верной науки. Но не удалось полностью стереть из истории имя этого талантливого, окаянного и несчастного человека - Николая Яковлевича Марра.
Открыв праздничным утром 9 мая 1950 года свежий, пахнущий типографской краской номер "Правды", советские читатели были изумлены. Целая полоса была отдана статье А.С. Чикобавы с резкой критикой "марризма" - учения, монопольно признанного в языкознании Самим. Преодолев оторопь, наиболее проницательные среди научных выпадов Чикобавы разглядели центральный по смыслу: "Искажение Марром правильного понимания национального". Борьба с "вейсманизмом-морганизмом" и "безродным космополитизмом" во всех областях жизни была в самом разгаре...
Объявленная на страницах главного печатного органа партии дискуссия о языкознании продолжалась два месяца, и в ней строго чередовались публикации за и против "яфетической" теории Н.Я. Марра. Дискуссия была завершена 20 июня статьей языковеда, подписавшегося просто - И. Сталин. В статье со скромным обаянием, свойственным автору, развенчивался культ "антинаучной теории Марра", на "яфетидологии" ставился жирный крест. Несмотря на марксистскую риторику "гения человечества", наукам о языке было разрешено вернуться на исходные позиции - ошельмованного дореволюционного языкознания.
Через две недели ученик и преемник Марра - И.И. Мещанинов выступил в "Правде" с публичным покаянием: "Мы увидели всю порочность того теоретического пути, по которому шли..." С тех пор и до самого последнего времени и мифические, и подлинные достижения Н.Я. Марра тщательно вымарывались из практики и истории лингвистики.
Вполне возможно, что Сталина, до своего знаменитого письма в "Правду" консультировавшегося с давним грузинским противником Марра А.С. Чикобавой и старейшим языковедом В.В. Виноградовым, особенно перестал устраивать в "марризме" его национальный нигилизм. Например, Марр писал, что все русские диалекты, и тем более украинский, возникли независимо друг от друга, а если и похожи, то потому, что скрещивались между собой. Еще недавно "лучший друг физкультурников" в своих речах практически цитировал Марра, но теперь, взяв курс на псевдорусский национализм и имперскость, он более не нуждался в яфетических мифах.
Бумеранг вернулся, когда Николая Яковлевича Марра уже 16 лет не было в живых.
Запустил ли он сам этот бумеранг? Был ли законченным злодеем этот анфан террибль языкознания или сам стал жертвой своей людоедской эпохи? Кажется, Ницше писал, что палач заблуждается в том, что не причастен к боли своей жертвы, а жертва - в том, что она не причастна вине... Вся жизнь Марра была иллюстрацией этого парадоксального утверждения, хотя многим казалось, что этот человек был вообще "за гранью добра и зла". Так не бывает! Осознает ли это человек или нет, но его добро и зло ложатся на чаши весов. В случае с Марром обе чаши были полны до краев, и которая перевесила. Бог весть!
Сын шотландца, переселившегося в Грузию, и грузинки, Николай с детства отличался недюжинными способностями и отменными странностями. В самой его фамилии есть что-то призрачное - мара, мираж... Фамилия досталась ему от отца - Якова (Джеймса) Патриковича (по другим сведениям - Якова Монталя) Монтегю-Марра, шотландца, почему-то поселившегося в XIX веке в Грузии и разводившего там чайные кусты. (Он стал основателем Кутаисского ботанического сада). Мать - не очень образованная гурийка (Гурия - историческая область в Западной Грузии) Агафия Магулария была второй женой чудака-шотландца. У родителей Марра не было общего языка (он говорил по-английски и по-французски, она - только по-грузински), и они были разного вероисповедания, так что родившемуся в Кутаиси Николаю даже отказывали поначалу в свидетельстве о рождении. До окончания университета он считался британским подданным. Родным языком его был грузинский, а русскому Марр научился только в гимназии и до конца жизни говорил на нем с акцентом и ошибками. Например, он писал "Учение об языке", а его ученики конфузливо исправляли гения.
Лучшие дня
В кутаисской гимназии Николай был одним из самых успевающих и... странных учеников. Пропустив полгода по болезни, он вдруг принимает отчаянное решение - уйти и стать телеграфистом. Мать не дала ему этого сделать. Дабы выучить самостоятельно несколько иностранных языков, он почти не ходит на занятия, но... его переводят с отличными оценками из класса в класс. Увлекшись греческим языком, он просит начальство... оставить его на второй год в 8-м (выпускном) классе, чтобы еще немного усовершенствоваться. Рьяного гимназиста признают душевнобольным и не исключат из гимназии только благодаря заступничеству попечителя учебного округа...
Юный Марр редактирует рукописную гимназическую газету, в которой пописывает зажигательные стишки, приветствует убийство Александра II и даже призывает "взяться за оружие", чтобы освободить "родную Грузию" от русских захватчиков.
Позднее услужливые советские биографы будут всячески раздувать "шалости юности" языковеда в мнимую революционную деятельность. Но Николай Яковлевич никогда оружия в руках не держал, в революционных кружках не состоял и позже - вплоть до революции - был верноподданным российской короны. При голосовании в советах университета он нередко блокировался с правыми профессорами, его избирали старостой грузинской церкви и даже назначили цензором армянских книг. Много позже он - единственный из членов Императорской академии - вступит в ВКП(б)...
По окончании гимназии перед молодым человеком "низкого" происхождения с национальной окраины были открыты только две карьеры: научная или духовная. Поколебавшись, он выбрал первую. Кавказским стипендиатом Николай Марр едет поступать на факультет восточных языков Петербургского университета, где записывается изучать сразу все языки Ближнего Востока и Кавказа. На факультете такого еще не было! И он действительно выучил все эти языки, изумив видавших виды профессоров. Тогда, на студенческой скамье ему впервые приходит в голову идея о родстве ряда грузинских и семитских языков, которую он начинает культивировать. Он ставил себе задачу - доказать великое мировое прошлое народов Кавказа.
Что делает влиятельной ту или иную теорию при жизни автора? Неопровержимые факты? Да нет, чаще вовсе не они. Звезда, талант, напряженный труд - тысячу раз да, но этого мало! Кажется, дело в чем-то ином - более тонком, "астральном", а с другой стороны - грубоматериальном, до цинизма. Решив стать грузиноведом еще в гимназии, а позже расширив свое увлечение на весь Кавказ, он пронесет его через всю жизнь. Парадокс в том, что маниакально возвеличивая роль народов Кавказа, Марр мыслил не в национальных, а "в мировых" и даже "космических" категориях - был "космосополит". Какой-то бесенок, сидевший в нем, подталкивал ученого не останавливаться, углубившись в одну область, а смело шагать через барьеры, вовлекать в водоворот беспокойной мысли все новые и новые области. Хорошо знавшие Марра называли его "лунатиком", говорили о его "огненной интуиции", способности гипнотизировать и сторонников, и противников. Те, кто не был до конца заворожен, отмечали научный авантюризм, крепчавшую со временем бездоказательность и презрение к фактам, при отсутствии подлинно глубокого знания науки о языке. "Великий" языковед Марр не прослушал даже курса лекций по сравнительной лингвистике. Он был невеждой слишком во многих вопросах, за которые брался. Гордыня самоучки сплеталась с недюжинным умом, властолюбием и... непосредственностью ребенка, околдованного собственным идефиксом...
Этим идефиксом стал для Марра "яфетизм", выросший из грузино-, а позже - кавказофилии. Согласно Библии, Яфет (Иафет) был одним из сыновей - праотца Ноя, потомство которого имело отношение к Кавказу. Еще на университетской скамье Марр изобрел термин "яфетические языки" сначала для обозначения родственности грузинского, сванского, мегрельского и чанского языков с семитскими и хамитскими (от Сима и Хама - других сыновей Ноя, потомки которых после расселения дали согласно Марру родственные языковые семьи). Это было весьма смело (хотя и не слишком доказательно), но в целом оставалось в рамках позитивной науки. Дальше - больше: к "яфетической семье" он начал привлекать все древние мертвые языки Средиземноморского бассейна и Передней Азии и некоторые редкие живые языки - по принципу, как он сам говорил, "что плохо лежит".
Если бы Марр остался в рамках кавказоведения, он был бы вправе рассчитывать на степенную научную карьеру и (по его недюжинным талантам!) заслуженную мировую известность специалиста. Но этого Марру было мало - слишком сильна закваска пророка и ниспровергателя. Свою сильную сторону - в исследовании материальной культуры древности, свои способности к языкам он бросает в "реактор" плохо знакомой ему науки лингвистики, самонадеянно уверившись в блестящем конечном результате. Метод его сногсшибательных языковедческих "находок" можно иллюстрировать так. Известно, например, что на территории Греции до греков жил народ, именуемый пеласгами, про который ничего не известно, кроме того, что греки их язык не понимали. Марр находит сходство между названием "пеласги" и "лезгины" и ничтоже сумняшеся дарит греческим аборигенам новую родину - его любимый Кавказ. Или вот доказательство классовости языков. В Древнем Риме были, как известно, патриции и плебс. Николай Яковлевич выделяет в последнем слове ничего не значащий кусок с буквами "е и б" и тут же находит сходство с показателем множественного числа в грузинском языке. Вывод: римские плебеи - яфетиды, как и грузины, а патриции - это завоевавшие их индоевропейцы.
Он попытался "породнить" грузинский и армянский языки (последний, в отличие от первого, был твердо признан индоевропейским). Пользуясь похожим звучанием некоторых слов в говоре простонародья, он делает вывод: языки "плебса" этих народов родственные и "яфетические". А вот язык армянских аристократов - это язык индоевропейских завоевателей. Позже это "классовое" различие языков, эти наглые завоеватели-индоевропейцы, угнетавшие "исконных яфетидов", заполнят уже "в полный рост" его труды советского времени.
Тогда с молодым невеждой-наглецом светила лингвистики не очень-то и спорили, слишком уж анекдотичными казались его взгляды. Тем более что реальные заслуги Николая Марра вызывали всеобщее уважение. Начав раскопки Ани - древней армянской столицы, основав анийский музей, выпустив целый ряд превосходных трудов, он основал свою школу научной археологии. По свидетельству очевидца, "маррами" в Армении тогда вообще стали называть археологов, и до сей поры армяне с благодарностью хранят память о нем.
Ему везло - он обнаружил на Синае и перевел уникальный древний грузинский христианский трактат, считавшийся утерянным. Его идеи связи развития материальной культуры и языков плодотворны до нынешнего дня, а некоторые научные труды по языкам, литературе и этнографии народов Кавказа стали классическими. Он один работал как целый научный институт со множеством сотрудников - и научные награды и степени Российской империи вполне заслуженно не заставляли себя ждать. Ну как не простить такому таланту лингвистические "чудачества"?!
Октябрьскую революцию академик Марр принял и сразу же включился в научно-организационную работу. Почувствовав стихию, в чем-то родственную его собственной клокочущей энергии, он поставил на нее, а та сделала ответную ставку. Сочувствующего "спеца" назначают членом различных культурных комиссий и коллегий, ему лично благоволят влиятельные большевики Бухарин, Преображенский, Луначарский, Фриче. Так началось его сращение с большевистской властью. Он не внял предупреждениям свыше: в 1917-1918 гг. гибнут в пути все материалы его любимого анийского музея, в огне Гражданской войны сгорает его младший сын-красный курсант...
Справедливость требует сказать, что в бурной деятельности Марра и после революции было немало добрых дел. Организованная им Академия истории материальной культуры (ГАИМК), к которой, кстати, восходят многие наши академические институты археологии и этнографии, стала настоящей Меккой для гуманитарной интеллигенции. Она получала там кое-что важнее хлеба - надежду на смысл собственной деятельности, водопад новых идей. Под непосредственным и косвенным влиянием Марра были созданы многие "языковые институты", составлены грамматики для народов СССР не имевших письменности. В 1933 г. академик воспротивился унификации алфавитов грузинского и армянского языков под кириллицу, и варварский план не был выполнен. Очевидцы рассказывали, что он несколько раз даже спасал ученых от ГПУ. Внимательный и простой в общении, он мог поддержать, помочь. Но мог и походя растоптать собеседника, даже не заметив этого.
По рассказам очевидцев, однажды, еще на раннем этапе своей деятельности, Марр выступал в Армении и трактовал какие-то фразы армянского языка. С места встает армянин и говорит: "Вы неправильно трактуете - я носитель языка" - Марр мгновенно выпаливает: "Рыба хочет стать ихтиологом!"
Будучи уже полностью порабощен (и поработив языкознание всей страны) своей бредовой "яфетидологией", этот человек мог рассыпать мысли, предвидения, намеки, гениальность которых подтверждается только сегодня... Послушав Марра один раз, языкознанием (его языкознанием!) часто шли заниматься люди, совершенно далекие и от "яфетидологии", и от лингвистики вообще.
Создав в 1921-1922 гг. яфетический институт (первоначально он располагался на квартире академика), Марр сумел привлечь в качестве сотрудников и консультантов блестящих ученых-гуманитариев с мировым именем; лишь единицы из них стали впоследствии адептами марризма. Марр был в зените своей славы - еще не предписанной сверху. Его яркая личность, парадоксальность идей казались многим такими привлекательными - футуристичными, созвучными времени. Казалось, наступило время революций во всем: большевики потрясли "буржуазное общество", Эйнштейн - физику. Стали известны невиданные, глубокие идеи Вернадского, открытия Чижевского. Переворот в литературе, в живописи... И вот появляется человек - царский академик (!), нашедший язык с новой властью, несущий революционную теорию в скучное языкознание разрозненных фактов. Друживший с ним (и с большевиками) Брюсов восторженно писал: "...от дней Атлантиды несут откровенья для нас яфетиды!".
"Окрыленный" признанием, Марр все дальше уходит в свои яфетические фантазии - связь с пуповиной науки становится все тоньше. Академик едет в заграничную командировку с целью завоевать всю мировую науку о языке, создать международный институт. Но Европа - эта жалкая глупая старуха, принимает его холодно, требует фактов, а не откровений. Марр взбешен: долой "буржуазную науку"!
Отныне он будет господствовать здесь, в Советской России. Начинается подлинное безумие. В 1923-1924 гг. влиятельный Марр публикует ряд работ, в которых декларирует, что расово отличной индоевропейской семьи языков вообще не существует, что вначале был не один праязык, а множество языков, что они не имеют никакого отношения к национальному характеру, являются "орудием классовой борьбы", а после мировой революции неизбежно сольются в мировой язык. Он "открыл" также происхождение всех языков из "диффузных" выкриков первобытных людей. Невесть откуда взялись и его знаменитые шаманские выкрики: "Сад! Бер! Ион! Рош!". На эти первоэлементы, по утверждению Марра, можно разложить любое слово любого языка. Доказывать это он уже и не брался. "Есть вещи, которые не нужно доказывать, их можно показывать", - заявлял языковед-мистик.
Чем дальше, тем больше его произвольные выводы шли вразрез с данными сравнительного языкознания, развивавшегося целое столетие до этого. С каждым новым этапом "яфетической теории" доказательства становились все фантастичнее, пока не были вообще упразднены за ненадобностью. В поздние годы жизни в СССР ему достаточно было голословно декларировать что-то, и это тут же официально объявлялось истиной. Сам он мог жестко критиковать свои еще недавние концепции, но это было запрещено делать другим.
Доказывать и обосновывать его бред должны были теперь все студенты, желающие заниматься языками. И хотя по углам некоторые бывшие почитатели Марра шептали: "Марксизм - марризм-маразм", но говорить вслух, а тем более выступать боялись. Ведь его учение, по выражению историка-большевика Покровского, "вошло в железный арсенал марксизма". Против открыто выступил лишь талантливый филолог и лингвист Евгений Поливанов, но, затравленный "подмаррками", был вынужден уехать в Среднюю Азию. Уже после смерти Марра он был расстрелян как японский шпион...
Про Марра говорили, что сначала он шел один, потом - с учениками, а еще позже - с подхалимами. Парадокс в том, что его личность как магнит притягивала и очень талантливых, и совершенно бездарных людей. Причем это были люди разных профессий. Археолог Бернштам рассказывал, что, услышав как-то страстное выступление Марра, в котором тот рефреном повторял: "Долой Венеру Милосскую, да здравствует мотыга!", бросил все свои занятия и пошел за оратором. Среди его учеников и последователей были крупнейшие ученые: филолог В.И. Абаев, востоковед И.А. Орбели, филолог-фольклорист О.М. Фрейденберг (племянница Бориса Пастернака), отчасти китаист В.М. Алексеев. Все они в той или иной степени не приняли или отошли от наиболее одиозного "марризма", но сохранили искреннюю благодарность и даже преклонение перед своим учителем на всю жизнь. Орбели, отвергнувший фантастические построения Марра середины 20-х гг., день смерти учителя отмечал каждый год как дату траура. А пострадавшая от сталинских репрессий Фрейденберг уже в 1988 г. писала восторженные воспоминания о Марре. Вот ее первые впечатления от лекций Николая Яковлевича: "Рухнули жестокосердие и темный бюрократизм вицмундирной науки. Человечьим, гретым, милым подуло в лицо".
В то же время другие современники вспоминали способ полемики "позднего" Марра. В ответ на слова собеседника "Я вас не понимаю" следовал убийственный аргумент: "И не поймете, пока не измените свое классовое мышление". Академик сердился на непонимание коллег, бранил их последними словами, а опричники из его окружения тем временем делали "оргвыводы". Знал ли он об этом? Наивный вопрос! Конечно, знал, но, поглощенный только собственными идеями, он не желал быть осторожным в словах. А был ли Н.Я. Марр, собственно, марксистом, как декларировал? Для размышления - два его высказывания. Академика спросили во время заграничной поездки: "Правда ли, что ваша теория совпадает с марксизмом?" - "Тем лучше для марксизма", - последовал ответ. В другой раз он обмолвился: "С волками жить - по-волчьи выть".
Сам "великий языковед" словно бы не замечал, как превращался из революционера в догматика, как среди его учеников, количественно преобладая над "очарованными", стали кучковаться циничные шакалы, готовые грызть оппонентов насмерть за банальную карьеру... Опять же справедливость требует сказать, что подлинный террор марризма был развязан именно этими учениками после смерти "учителя". Сидевший и выступавший на многочисленных заседаниях вплоть до "Комиссии по борьбе с хулиганством" член ВКП(б) и ВЦИК, "почетный краснофлотец", академик Марр уходил все дальше в глубины, откуда нет возврата.
Официальные фанфары гремели все яростнее, но он был недоволен собой: затея с созданием мирового языка провалилась, тупые буржуи смеялись над "яфетидологией", да и с самой этой наукой не все клеилось... В октябре 1933-го его хватил удар. Стало ясно, что работать он больше не сможет. В то время, когда "все передовое человечество" готовилось к юбилею его 45-летней научной деятельности, Николай Яковлевич тихо угасал, прикованный к постели. Говорят, что у него в это время были жутко виноватые глаза...
Забавно, что "марризм" косвенно способствовал развитию в СССР структурной лингвистики, занимавшейся "формалистским" анализом текстов и получившей бурное развитие уже в наши годы. Выкрикивая для проформы "яфетические заклинания", серьезные ученые прикрывались именем Марра как щитом, получая невиданную свободу творчества в области, никак не пересекавшейся с марризмом.
И напоследок - несколько неожиданное эхо идей академика Марра в сегодняшнем времени. Размышляя о "всеобщем языке будущего", Марр предсказывал, что этому языку уже будет тесно в звуковых рамках, и в него войдут визуальные элементы. "Язык видеоряда" - это выражение нашей эпохи теле- и видеотехнологий. Оцените неисчерпанный еще потенциал понятия! Нет, что ни говори, умел этот человек завораживать. Ведь сегодня находятся ученые, обнаруживающие в пресловутой марровской зауми "SAL, BER, YON"... предсказание 4-звенного строения человеческого генома!
Наука, как известно, "умеет много гитик". Слишком часто в истории Власть требовала от нее именно этих фокусов - наукообразные мифы, оправдывающие идеологию. Власть думает, что заказывает под себя ученого, а ученый, что удачно использует власть. И та и другой ошибаются - их использует некто третий, смешливый и с рожками. Сумасшедшие нордические идеи Горбигера, объявленные в фашистской Германии истиной, мифы "народного самородка" Трофима Лысенко и изощренного интеллектуала Николая Марра при всей их вызывающей разности - из одного инфернального источника. Зияющая бездна всегда открыта для новых заказчиков...
Мнение о статье
Арик
10.03.2006 04:48:48
Блестательно! Я долго искал материал про ученого и его работы! Вы заинтереговали меня на всю оставшуюся жизнь!!!
начну читать Марра!!!
Он прав.
Сагитова Гаухар
16.02.2009 07:06:36
Учение Марра,возможно, противоречиво.Есть некоторые заблуждения.Он просто не смог уточнить тот фундамент, на котором зиждется человеческий язык. То что,значения всех слов сводится к понятию "небо" - это правда. Но действительности не только небу.
Но в принципе тот, кто внимательно изучит его учение, и используя современные исследования, переработает сделает неоценимое открытие в лингвистике.Это открытие даст возможность стремительному взлету многих наук.
Николай Яковлевич Марр (груз. ნიკოლოზ მარი, 25 декабря 1864 (6 января 1865), Кутаис — 20 декабря 1934, Ленинград) — советский востоковед и кавказовед, филолог, историк, археолог, этнограф; академик и вице-президент АН СССР.
Родился в городе Кутаиси, в семье шотландца Дж. Марра, основателя Кутаисского ботанического сада. В 1888 г. окончил восточный факультет Санкт-Петербургского университета. В 1891-1918 гг. преподавал на том же факультете; с 1902 г. профессор, с 1911 г. — декан факультета. В 1912 г. стал академиком Императорской академии наук. В 1918-1934 гг. — директор Государственной академии истории материальной культуры, в 1921-1934 гг. — директор основанного им Яфетического института Академии наук (с 1931 г. — Институт языка и мышления АН СССР, ныне Институт лингвистических исследований РАН в Петербурге и Институт языкознания РАН в Москве). В 1926-1930 гг. занимал пост директора Публичной библиотеки, в 1930-1934 гг. — вице-президент АН СССР.
Н.Я. Марр — яркая и противоречивая фигура. Выдвинутое им «новое учение о языке» так и не получило доказательств и в итоге было развенчано в 1950 г., после выхода работы И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». Тем не менее, многие задачи, поставленные Марром (типология, исследование синтаксиса, проблема «язык и мышление» и др.), уже после него решались в ключе сравнительного языкознания.
Он также внес огромный вклад в историю, археологию и этнографию Грузии и Армении. Им было опубликовано и прокомментировано много памятников древнегрузинской и древнеармянской письменности; проведены раскопки ряда древних городов и монастырей Кавказа, в том числе столицы Армянского царства, города Ани. Он создал армянскую и грузинскую школы востоковедения; в числе его учеников такие крупные ученые, востоковеды и филологи, как И.А. Джавахишвили, И.А. Орбели, А.Г. Шанидзе, Б.Б. Пиотровский, А.Н. Генко, И.И. Мещанинов.
Книги (5)
Избранные работы. Том 1. Этапы развития яфетической теории
В первый том «Этапы развития яфетический теории», посвященный истории возникновения и движения «нового учения» о языке и по существу являющийся вторым, переработанным изданием сборника статей Н.Я. «По этапам развития яфетической теории», вошли ряд работ, охватывающих период с 1888 г., когда появилась первая печатная статья Н.Я., по 1931 г.
Задача тома — дать общую картону диалектики лингвистических взглядов Н.Я., отраженную в хронологически данной серии его работ, резюмирующих пройденный путь и намечающих новую программу исследований.
Избранные работы. Том 2. Основные вопросы языкознания
В настоящий том «Избранных работ» вошли 31 работа Н.Я. Марра, охватывающие, в совокупности, более чем десятилетний период его творческого пути (1923-1933).
Объединяя эти работы в одной книге под общим названием «Основные вопросы языкознания», редакция стремилась отразить в ней главнейшие вехи в истории развития взглядов Марра в области так называемого общего языкознания и дать возможность подготовленному читателю глубоко проникнуть в самые основы лингвистической концепции Н.Я. Марра.
Избранные работы. Том 4. Основные вопросы истории языка
Работы эти охватывают языки от абхазского у берегов Черного моря до китайского на Дальнем Востоке, от египетского и берберского на севере Африки до языков индейцев Северной Америки, от живых нацменовских языков — бретонского и баскского в Западной Европе до мертвого шумерское языка в Месопотамии. Несмотря на все разнообразие вопросов, рассматриваемых в этих работах, они объединены одной общей идеей исторической взаимосвязи языков всего мира, «единства глоттогонического процесса».
МАРР, НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВИЧ (1864/65–1934), языковед, филолог, археолог. Родился 25 декабря 1864 (6 января 1865 по новому стилю; по другим данным, 25 мая, или 6 июня по новому стилю, 1864) в Кутаиси. Отцом его был шотландец Джеймс Марр, основатель Кутаисского ботанического сада, который, овдовев в возрасте 80 с лишним лет, женился на молодой грузинке. Отец говорил только по-английски и по-французски , мать – только по-грузински . Детство Марра прошло в Грузии и среди грузин, другие языки он начал изучать в Кутаисской гимназии и проявил к ним выдающиеся способности. Работы Марра написаны на русском языке . В 1888 он окончил восточный факультет Петербургского университета, в 1891–1918 преподавал там же, с 1902 профессор, с 1911 декан факультета. С 1912 Марр – академик (Императорской Академии наук, затем Российской Академии наук, а затем АН СССР). В 1918–1934 директор Государственной академии истории материальной культуры, в 1921–1934 директор основанного им Яфетического института Академии наук, преобразованного в 1931 в Институт языка и мышления АН СССР, в 1926–1930 директор Публичной библиотеки, в 1930–1934 вице-президент АН СССР. Занимал Марр и ряд других руководящий постов и одновременно преподавал в Ленинградском университете и других вузах. Умер Марр в Ленинграде 20 декабря 1934.
Н.Я.Марр – яркая и противоречивая фигура. Наиболее значительны его ранние работы, посвященные публикации и комментированию ценных древнегрузинских памятников письменности, грамматике древнеармянского и древнегрузинского языков, а также материалы, полученные им при раскопках столицы Армянского царства Ани. В этих исследованиях, стремясь доказать великое историческое прошлое кавказских народов, Марр выдвигал широкие и необоснованные гипотезы, приводил малодостоверные факты. В 1910-е и в начале 1920-х годов им были высказана идея о существовании обширной яфетической семьи языков , в состав которой, наряду с грузинским и другими кавказскими, Марр включал многие древние языки Средиземноморья. Доказать эту идею он не смог. Его гипотезы все более входили в противоречие с принципами сравнительно-исторического языкознания, и в 1923, отбросив последние, он выступил с «новым учением о языке», отвергавшим большинство постулатов лингвистики.
«Новое учение о языке» Марра, очень противоречивое и в деталях постоянно менявшееся, можно свести к трем постулатам: 1) языкового родства не существует; языки не могут расходиться, они лишь объединяются («скрещиваются») друг с другом; история языков – движение от первобытного их множества к будущему единому языку коммунистического общества; 2) все языки в этом развитии проходят с разной скоростью одни и те же этапы («стадии») развития – от наиболее примитивной, состоявшей из четырех первобытных элементов («диффузных выкриков»: сал , бер , йон , рош ), до самой сложной, свойственной древнегреческому, латинскому и другим языкам. Смена стадий считалась обусловленной экономическими сдвигами в обществе: именно этот тезис служил основой конъюнктурно-идеологических спекуляций Марра и его последователей относительно «материалистического» и «классового» характера его учения; 3) в любом языке можно выявить остатки предшествующих стадий («лингвистическая палеонтология») вплоть до четырех элементов.
Не подтвержденная фактами концепция Марра, объявленная с конца 1920-х годов «единственно правильной» и «марксистской» (несмотря на явные расхождения с идеями К.Маркса и Ф.Энгельса), трансформировалась в идеологически оформленную административную практику, принесшую много вреда развитию языкознания и других наук. Многие видные ученые лишились возможности работать, сравнительно-историческое языкознание было официально запрещено вплоть до 1950. После смерти Марра его последователи во главе с И.И.Мещаниновым отошли от многих положений «нового учения о языке», однако полный отказ от этого учения и реабилитация классической компаративистики произошли лишь после выступления против него И.В.Сталина в 1950, за которым стояла сложная и (даже после ряда публикаций документов и воспоминаний участников событий, прежде всего А.С.Чикобавы) все еще остающаяся во многом дискуссионной игра политических, административных, идеологических, научных и личных интересов. По иронии судьбы, впрочем, вполне закономерной, конец «новому учению о языке» был положен все теми же вненаучными методами.
А. Н. Генко
И. А. Джаванишвили
И. И. Мещанинов
И. А. Орбели
А. Г. Шанидзе Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Никола́й Я́ковлевич Марр (груз. ნიკოლოზ მარი ; 25 декабря 1864 (6 января ), Кутаис - 20 декабря , Ленинград) - российский и советский востоковед и кавказовед , филолог, историк, этнограф и археолог, академик Императорской академии наук (), затем академик и вице-президент АН СССР . После революции получил громкую известность как создатель «нового учения о языке », или «яфетической теории». Отец востоковеда и поэта-футуриста Юрия Марра .
Востоковедение
Ранние лингвистические работы
На вершине почёта
В 1920-1930-е годы Н. Я. Марр пользовался большим авторитетом среди интеллигенции (в том числе и некоторых профессиональных лингвистов), привлекаемой масштабом его идей, постановкой многих новых задач, яркой личностью (характерно, что влияние марризма было сильнее в Ленинграде, где он жил, чем в других научных центрах). Большое влияние Марр оказал также на многих занимавшихся проблемами этногенеза и мифологии культурологов и литературоведов, в том числе О. М. Фрейденберг , которая испытывала к учителю почти религиозное преклонение (впоследствии разгром марризма в лингвистике лишил её работы). Эйзенштейн вместе с Марром и Выготским планировали открыть творческую научную лабораторию по изучению способов и механизмов восприятия, древнего «пралогического сознания» и его влияние на кино и сознание масс .
Основал в Петрограде Яфетический институт (1921), впоследствии Институт языка и мышления им. Н. Я. Марра (ныне в Петербурге и в Москве), в - годах одновременно был директором Ленинградской публичной библиотеки. 3 марта года избран вице-президентом АН СССР и с тех пор председательствовал на многих торжественных заседаниях академии. В -1934 годах был председателем Российского Палестинского Общества .
В публикациях марристов этого периода его всё чаще называют «великим» и «гениальным», он получает много почётных званий, вплоть до звания «почётного краснофлотца». Подчёркивалась роль Марра в разработке письменности для малых языков СССР (его универсальный «аналитический алфавит», разработанный ещё до революции и введённый в 1923 году для абхазского языка , через несколько лет был отменён из-за практического неудобства), однако фактически вся работа по созданию письменности происходила без участия Марра и его ближайшего окружения. К 45-летию научной деятельности Марр был награждён орденом Ленина (1933). Этот юбилей прошёл без самого Марра: в октябре 1933 года он перенёс инсульт, прожил после него ещё год, но к работе не возвращался.
По случаю смерти и похорон Марра в Ленинграде были отменены занятия в школах, а траурные мероприятия были сопоставимы с происходившими в честь убитого незадолго до этого Кирова . В рекордные сроки, уже на другой день после кончины Марра, была отпечатана брошюра его памяти. Похоронен на Коммунистической площадке (ныне Казачьем кладбище) Александро-Невской лавры .
После смерти Марра его ученики (прежде всего И. И. Мещанинов), фактически отбросив ненаучное «новое учение», в ключе нормальной науки решали многие задачи, поставленные Марром (типология, исследование синтаксиса, проблема «язык и мышление» и др.).
Наследие
Спустя 15 лет после смерти Марра, 20 июня 1950 года , его учение было развенчано с выходом работы некогда поддерживавшего его И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания », а сам он подвергнут официальной критике за «идеализм » в языкознании. В частности, Сталин утверждал, что «Н. Я. Марр действительно хотел быть и старался быть марксистом, но он не сумел стать марксистом ».
После 1956 года стало возможно вновь говорить об определённых заслугах Марра как лингвиста (или по крайней мере автора, умевшего интуитивно поставить плодотворные лингвистические проблемы, но не умевшего их решать), стимулировавшего развитие в СССР некоторых дисциплин (типологии, семантики), были переизданы некоторые его работы по кавказоведению и баскскому языку, но в целом общепризнано, что деятельность Марра (точнее, официальная поддержка её в СССР) сказалась на лингвистике отрицательно.
С именем Марра связано введение в русскоязычной лингвистике так называемых марровских кавычек (‘’), которыми обозначается значение слова (например, «французское cheval ‘лошадь’»)
Адреса в Петрограде - Ленинграде
- 1918 - 20.12.1934 года - Николаевская набережная , 1.
- Могила Н. Я. Марра, лингвиста и археолога (набережная реки Монастырки, Александро-Невская лавра, Коммунистическая площадка, сев.-зап. граница кладбища) - памятник истории местного значения.
Память
- Именем Марра названы улицы в столицах Грузии Тбилиси (Нико Мари) и Абхазии Сухуме .
Сочинения
- Избранные работы, т. 1-5, М.-Л., 1933-37.
- Яфетидология. М., 2002.
Напишите отзыв о статье "Марр, Николай Яковлевич"
Примечания
Литература
- Гитлиц М. М. Основные вопросы языка в освещении Н. Я. Марра. Дополнение к Вопроснику по нормативной грамматике русского языка // Русский язык в школе . 1939, № 3, май-июнь, с. 1-10; № 4, июль-август, с. 27-33.
- Thomas Lawrence L. The linguistic theories of N. Ja. Marr. University of California Press, Berkeley, California , 1957
- L’Hermitte R. Marr, marrisme, marristes: Science et perversion idéologique; une page de l’histoire de la linguistique soviétique. Institut d’Etudes Slaves, Paris, 1987, ISBN 2-7204-0227-3
- Алпатов В. М. История одного мифа: Марр и марризм. М., 1991 (там же библиография), 2-е дополн. изд., М., 2004, ISBN 5-354-00405-5
- Алпатов В. М. // Философские исследования, 1993, № 4, с. 271-288.
- Никольская Т. Н. Н. Я. Марр и футуристы // Кредо (Тамбов). 1993. № 3-4.
- Микола Якович Марр (1864-1934): Бібліографічний показжик / Упоряд. Ю. Л. Мосенкіс, А. О. Пучков . - Київ: НДІТІАМ, 1994. - 16 с. (соавт. Ю. Л. Мосенкис)
- Мурашов Ю. Письмо и устная речь в дискурсах о языке 1930-х годов: Н. Марр //Соцреалистический канон / Ред. Х. Гюнтер, Е. Добренко . СПб., 2000. С. 599-608.
- Голубева О. Д. Н. Я. Марр. СПб.: Российская национальная библиотека, 2002, ISBN 5-8192-0134-5
- Богданов К. А. . От первоэлементов Н. Я. Марра к мичуринским яблокам: Рациональность и абсурд в советской науке 1920-1950-х гг.// Абсурд и вокруг: Сборник статей / Отв. ред. О. Буренина . М., 2004. С.335-345.
- Шилков Ю. М. Философия языка Н. Я. Марра // Вече. Альманах русской философии и культуры. Выпуск 16. СПб., 2004. С.72-82.
- Velmezova Ekaterina . Les lois du sens. La sémantique marriste. Genève, 2007.
Ссылки
- на официальном сайте РАН
- (недоступная ссылка с 11-05-2013 (2420 дней))
- Николай Марр «Грамматика древнеармянского языка-Этимология» Санкт-Петербургъ, Типографiя Имперторской Академiи Наукъ, 1903
- в базе «Имя в белорусской науке» на сайте ЦНБ НАН Беларуси
- в репозитории Центральной научной библиотеки им. Якуба Коласа НАН Беларуси
Отрывок, характеризующий Марр, Николай Яковлевич
– О, да везде! Особенно у «чёрной горы». Во-он там, за деревьями. Хотите, мы тоже с вами пойдём?– Конечно, мы только рады будем! – сразу же ответила обрадованная Стелла.
Мне тоже, если честно, не очень-то улыбалась перспектива встречаться с кем-то ещё, «жутким и непонятным», особенно в одиночку. Но интерес перебарывал страх, и мы, конечно же, пошли бы, несмотря на то, что немного побаивались... Но когда с нами шёл такой защитник как Дин – сразу же становилось веселее...
И вот, через короткое мгновение, перед нашими широко распахнутыми от изумления глазами развернулся настоящий Ад... Видение напоминало картины Боша (или Боска, в зависимости от того, на каком языке переводить), «сумасшедшего» художника, который потряс однажды своим искусством весь мир... Сумасшедшим он, конечно же, не был, а являлся просто видящим, который почему-то мог видеть только нижний Астрал. Но надо отдать ему должное – изображал он его великолепно... Я видела его картины в книге, которая была в библиотеке моего папы, и до сих пор помнила то жуткое ощущение, которое несли в себе большинство из его картин...
– Ужас какой!.. – прошептала потрясённая Стелла.
Можно, наверное, было бы сказать, что мы видели здесь, на «этажах», уже многое... Но такого даже мы не в состоянии были вообразить в самом жутком нашем кошмаре!.. За «чёрной скалой» открылось что-то совершенно немыслимое... Это было похоже на огромный, выбитый в скале, плоский «котёл», на дне которого пузырилась багровая «лава»... Раскалённый воздух «лопался» повсюду странными вспыхивающими красноватыми пузырями, из которых вырывался обжигающий пар и крупными каплями падал на землю, или на попавших в тот момент под него людей... Раздавались душераздирающие крики, но тут же смолкали, так как на спинах тех же людей восседали омерзительнейшие твари, которые с довольным видом «управляли» своими жертвами, не обращая ни малейшего внимания на их страдания... Под обнажёнными ступнями людей краснели раскалённые камни, пузырилась и «плавилась» пышущая жаром багровая земля... Сквозь огромные трещины прорывались выплески горячего пара и, обжигая ступни рыдающим от боли людским сущностям, уносились в высь, испаряясь лёгким дымком... А по самой середине «котлована» протекала ярко красная, широкая огненная река, в которую, время от времени, те же омерзительные монстры неожиданно швыряли ту или иную измученную сущность, которая, падая, вызывала лишь короткий всплеск оранжевых искр, и тут же, превратившись на мгновение в пушистое белое облачко, исчезала... уже навсегда... Это был настоящий Ад, и нам со Стеллой захотелось как можно скорее оттуда «исчезнуть»...
– Что будем делать?.. – в тихом ужасе прошептала Стелла. – Ты хочешь туда спускаться? Разве мы чем-то можем им помочь? Посмотри, как их много!..
Мы стояли на чёрно-буром, высушенном жаром обрыве, наблюдая простиравшееся внизу, залитое ужасом «месиво» боли, безысходности, и насилия, и чувствовали себя настолько по-детски бессильными, что даже моя воинственная Стелла на этот раз безапелляционно сложила свои взъерошенные «крылышки» и готова была по первому же зову умчаться на свой, такой родной и надёжный, верхний «этаж»...
И тут я вспомнила, что Мария вроде бы говорила с этими, так жестоко судьбой (или ими самими) наказанными, людьми...
– Скажи, пожалуйста, а как ты туда спустилась? – озадачено спросила я.
– Меня Дин отнёс, – как само собой разумеющееся, спокойно ответила Мария.
– Что же такое страшное эти бедняги натворили, что попали в такое пекло? – спросила я.
– Думаю, это касается не столь их проступков, сколько того, что они были очень сильные и имели много энергии, а этим монстрам именно это и нужно, так как они «питаются» этими несчастными людьми, – очень по-взрослому объяснила малышка.
– Что?!.. – чуть ли не подпрыгнули мы. – Получается – они их просто «кушают»?
– К сожалению – да... Когда мы пошли туда, я видела... Из этих бедных людей вытекал чистый серебристый поток и прямиком заполнял чудищ, сидящих у них на спине. А те сразу же оживали и становились очень довольными. Некоторые людские сущности, после этого, почти не могли идти... Это так страшно... И ничем нельзя помочь... Дин говорит, их слишком много даже для него.
– Да уж... Вряд ли мы можем что-то сделать тоже... – печально прошептала Стелла.
Было очень тяжко просто повернуться и уйти. Но мы прекрасно понимали, что на данный момент мы совершенно бессильны, а просто так наблюдать такое жуткое «зрелище» никому не доставляло ни малейшего удовольствия. Поэтому, ещё раз взглянув на этот ужасающий Ад, мы дружно повернули в другую сторону... Не могу сказать, что моя человеческая гордость не была уязвлена, так как проигрывать я никогда не любила. Но я уже также давно научилась принимать реальность такой, какой она была, и не сетовать на свою беспомощность, если помочь в какой-то ситуации мне было пока ещё не по силам.
– А можно спросить вас, куда вы сейчас направляетесь, девочки? – спросила погрустневшая Мария.
– Я бы хотела наверх... Если честно, мне уже вполне достаточно на сегодня «нижнего этажа»... Желательно посмотреть что-нибудь полегче... – сказала я, и тут же подумала о Марии – бедная девчушка, она ведь здесь остаётся!..
И никакую помощь ей предложить мы, к сожалению, не могли, так как это был её выбор и её собственное решение, которое только она сама могла изменить...
Перед нами замерцали, уже хорошо знакомые, вихри серебристых энергий, и как бы «укутавшись» ими в плотный, пушистый «кокон», мы плавно проскользнули «наверх»...
– Ух, как здесь хорошо-о!.. – оказавшись «дома», довольно выдохнула Стелла. – И как же там, «внизу», всё-таки жутко... Бедные люди, как же можно стать лучше, находясь каждодневно в таком кошмаре?!. Что-то в этом неправильно, ты не находишь?
Я засмеялась:
– Ну и что ты предлагаешь, чтобы «исправить»?
– А ты не смейся! Мы должны что-то придумать. Только я пока ещё не знаю – что... Но я подумаю... – совершенно серьёзно заявила малышка.
Я очень любила в ней это не по-детски серьёзное отношение к жизни, и «железное» желание найти положительный выход из любых появившихся проблем. При всём её сверкающем, солнечном характере, Стелла также могла быть невероятно сильным, ни за что не сдающимся и невероятно храбрым человечком, стоящим «горой» за справедливость или за дорогих её сердцу друзей...
– Ну что, давай чуть прогуляемся? А то что-то я никак не могу «отойти» от той жути, в которой мы только что побывали. Даже дышать тяжело, не говоря уже о видениях... – попросила я свою замечательную подружку.
Мы уже снова с большим удовольствием плавно «скользили» в серебристо-«плотной» тишине, полностью расслабившись, наслаждаясь покоем и лаской этого чудесного «этажа», а я всё никак не могла забыть маленькую отважную Марию, поневоле оставленную нами в том жутко безрадостном и опасном мире, только лишь с её страшным мохнатым другом, и с надеждой, что может наконец-то её «слепая», но горячо любимая мама, возьмёт да увидит, как сильно она её любит и как сильно хочет сделать её счастливой на тот промежуток времени, который остался им до их нового воплощения на Земле...
– Ой, ты только посмотри, как красиво!.. – вырвал меня из моих грустных раздумий радостный Стеллин голосок.
Я увидела огромный, мерцающий внутри, весёлый золотистый шар, а в нём красивую девушку, одетую в очень яркое цветастое платье, сидящую на такой же ярко цветущей поляне, и полностью сливавшуюся с буйно пламенеющими всеми цветами радуги невероятными чашечками каких-то совершенно фантастических цветов. Её очень длинные, светлые, как спелая пшеница, волосы тяжёлыми волнами спадали вниз, окутывая её с головы до ног золотым плащом. Глубокие синие глаза приветливо смотрели прямо на нас, как бы приглашая заговорить...
– Здравствуйте! Мы вам не помешаем? – не зная с чего начать и, как всегда, чуть стесняясь, приветствовала незнакомку я.
– И ты здравствуй, Светлая, – улыбнулась девушка.
– Почему вы так меня называете? – очень удивилась я.
– Не знаю, – ласково ответила незнакомка, – просто тебе это подходит!.. Я – Изольда. А как же тебя по правде зовут?
– Светлана, – немного смутившись ответила я.
– Ну вот, видишь – угадала! А что ты здесь делаешь, Светлана? И кто твоя милая подруга?
– Мы просто гуляем... Это Стелла, она мой друг. А вы, какая Изольда – та, у которой был Тристан? – уже расхрабрившись, спросила я.
У девушки глаза стали круглыми от удивления. Она, видимо никак не ожидала, что в этом мире её кто-то знал...
– Откуда ты это знаешь, девочка?.. – тихо прошептала она.
– Я книжку про вас читала, мне она так понравилась!.. – восторженно воскликнула я. – Вы так любили друг друга, а потом вы погибли... Мне было так жаль!.. А где же Тристан? Разве он больше не с вами?
– Нет, милая, он далеко... Я его так долго искала!.. А когда, наконец, нашла, то оказалось, что мы и здесь не можем быть вместе. Я не могу к нему пойти... – печально ответила Изольда.
И мне вдруг пришло простое видение – он был на нижнем астрале, видимо за какие-то свои «грехи». И она, конечно же, могла к нему пойти, просто, вероятнее всего, не знала, как, или не верила что сможет.
– Я могу показать вам, как туда пойти, если вы хотите, конечно же. Вы сможете видеть его, когда только захотите, только должны быть очень осторожны.
– Ты можешь пойти туда? – очень удивилась девушка.
Я кивнула:
– И вы тоже.
– Простите, пожалуйста, Изольда, а почему ваш мир такой яркий? – не смогла удержать своего любопытства Стелла.
– О, просто там, где я жила, почти всегда было холодно и туманно... А там, где я родилась всегда светило солнышко, пахло цветами, и только зимой был снег. Но даже тогда было солнечно... Я так соскучилась по своей стране, что даже сейчас никак не могу насладиться вволю... Правда, имя моё холодное, но это потому, что маленькой я потерялась, и нашли меня на льду. Вот и назвали Изольдой...
– Ой, а ведь и правда – изо льда!.. Я никогда бы не додумалась!.. – ошарашено уставилась на неё я.
– Это ещё, что!.. А ведь у Тристана и вообще имени не было... Он так всю жизнь и прожил безымянным, – улыбнулась Изольда.
– А как же – «Тристан»?
– Ну, что ты, милая, это же просто «владеющий тремя станами», – засмеялась Изольда. – Вся его семья ведь погибла, когда он был ещё совсем маленький, вот и не нарекли имени, когда время пришло – некому было.
– А почему вы объясняете всё это как бы на моём языке? Это ведь по-русски!
– А мы и есть русские, вернее – были тогда... – поправилась девушка. – А теперь ведь, кто знает, кем будем...
– Как – русские?.. – растерялась я.
– Ну, может не совсем... Но в твоём понятии – это русские. Просто тогда нас было больше и всё было разнообразнее – и наша земля, и язык, и жизнь... Давно это было...
– А как же в книжке говорится, что вы были ирландцы и шотландцы?!.. Или это опять всё неправда?
– Ну, почему – неправда? Это ведь то же самое, просто мой отец прибыл из «тёплой» Руси, чтобы стать владетелем того «островного» стана, потому, что там войны никак не кончались, а он был прекрасным воином, вот они и попросили его. Но я всегда тосковала по «своей» Руси... Мне всегда на тех островах было холодно...
– А могу ли я вас спросить, как вы по-настоящему погибли? Если это вас не ранит, конечно. Во всех книжках про это по-разному написано, а мне бы очень хотелось знать, как по-настоящему было...
– Я его тело морю отдала, у них так принято было... А сама домой пошла... Только не дошла никогда... Сил не хватило. Так хотелось солнце наше увидеть, но не смогла... А может Тристан «не отпустил»...
– А как же в книгах говорят, что вы вместе умерли, или что вы убили себя?
– Не знаю, Светлая, не я эти книги писала... А люди всегда любили сказы друг другу сказывать, особенно красивые. Вот и приукрашивали, чтобы больше душу бередили... А я сама умерла через много лет, не прерывая жизни. Запрещено это было.
– Вам, наверное, очень грустно было так далеко от дома находиться?
– Да, как тебе сказать... Сперва, даже интересно было, пока мама была жива. А когда умерла она – весь мир для меня померк... Слишком мала я была тогда. А отца своего никогда не любила. Он войной лишь жил, даже я для него цену имела только ту, что на меня выменять можно было, замуж выдав... Он был воином до мозга костей. И умер таким. А я всегда домой вернуться мечтала. Даже сны видела... Но не удалось.
– А хотите, мы вас к Тристану отведём? Сперва покажем, как, а потом вы уже сама ходить будете. Это просто... – надеясь в душе, что она согласится, предложила я.
Мне очень хотелось увидеть «полностью» всю эту легенду, раз уж появилась такая возможность, и хоть было чуточку совестно, но я решила на этот раз не слушать свой сильно возмущавшийся «внутренний голос», а попробовать как-то убедить Изольду «прогуляться» на нижний «этаж» и отыскать там для неё её Тристана.
Я и правда очень любила эту «холодную» северную легенду. Она покорила моё сердце с той же самой минуты, как только попалась мне в руки. Счастье в ней было такое мимолётное, а грусти так много!.. Вообще-то, как и сказала Изольда – добавили туда, видимо, немало, потому что душу это и вправду зацепляло очень сильно. А может, так оно и было?.. Кто же мог это по-настоящему знать?.. Ведь те, которые всё это видели, уже давным-давно не жили. Вот потому-то мне так сильно и захотелось воспользоваться этим, наверняка единственным случаем и узнать, как же всё было на самом деле...
Изольда сидела тихо, о чём-то задумавшись, как бы не решаясь воспользоваться этим единственным, так неожиданно представившимся ей случаем, и увидеться с тем, кого так надолго разъединила с ней судьба...
– Не знаю... Нужно ли теперь всё это... Может быть просто оставить так? – растерянно прошептала Изольда. – Ранит это сильно... Не ошибиться бы...
Меня невероятно удивила такая её боязнь! Это было первый раз с того дня, когда я впервые заговорила с умершими, чтобы кто-то отказывался поговорить или увидеться с тем, кого когда-то так сильно и трагически любил...
– Пожалуйста, пойдёмте! Я знаю, что потом вы будете жалеть! Мы просто покажем вам, как это делать, а если вы не захотите, то и не будете больше туда ходить. Но у вас должен оставаться выбор. Человек должен иметь право выбирать сам, правда, ведь?
Наконец-то она кивнула:
– Ну, что ж, пойдём, Светлая. Ты права, я не должна прятаться за «спиной невозможного», это трусость. А трусов у нас никогда не любили. Да и не была я никогда одной из них...
Я показала ей свою защиту и, к моему величайшему удивлению, она сделала это очень легко, даже не задумываясь. Я очень обрадовалась, так как это сильно облегчало наш «поход».
– Ну что, готовы?.. – видимо, чтобы её подбодрить, весело улыбнулась Стелла.
Мы окунулись в сверкающую мглу и, через несколько коротких секунд, уже «плыли» по серебристой дорожке Астрального уровня...
– Здесь очень красиво...– прошептала Изольда, – но я видела его в другом, не таком светлом месте...
– Это тоже здесь... Только чуточку ниже, – успокоила её я. – Вот увидите, сейчас мы его найдём.
Мы «проскользнули» чуть глубже, и я уже готова была увидеть обычную «жутко-гнетущую» нижнеастральную реальность, но, к моему удивлению, ничего похожего не произошло... Мы попали в довольно таки приятный, но, правда, очень хмурый и какой-то печальный, пейзаж. О каменистый берег тёмно-синего моря плескались тяжёлые, мутные волны... Лениво «гонясь» одна за другой, они «стукались» о берег и нехотя, медленно, возвращались обратно, таща за собой серый песок и мелкие, чёрные, блестящие камушки. Дальше виднелась величественная, огромная, тёмно-зелёная гора, вершина которой застенчиво пряталась за серыми, набухшими облаками. Небо было тяжёлым, но не пугающим, полностью укрытым серыми, облаками. По берегу местами росли скупые карликовые кустики каких-то незнакомых растений. Опять же – пейзаж был хмурым, но достаточно «нормальным», во всяком случае, напоминал один из тех, который можно было увидеть на земле в дождливый, очень пасмурный день... И того «кричащего ужаса», как остальные, виденные нами на этом «этаже» места, он нам не внушал...
На берегу этого «тяжёлого», тёмного моря, глубоко задумавшись, сидел одинокий человек. Он казался совсем ещё молодым и довольно-таки красивым, но был очень печальным, и никакого внимания на нас, подошедших, не обращал.
– Сокол мой ясный... Тристанушка... – прерывающимся голосом прошептала Изольда.
Она была бледна и застывшая, как смерть... Стелла, испугавшись, тронула её за руку, но девушка не видела и не слышала ничего вокруг, а только не отрываясь смотрела на своего ненаглядного Тристана... Казалось, она хотела впитать в себя каждую его чёрточку... каждый волосок... родной изгиб его губ... тепло его карих глаз... чтобы сохранить это в своём исстрадавшемся сердце навечно, а возможно даже и пронести в свою следующую «земную» жизнь...
– Льдинушка моя светлая... Солнце моё... Уходи, не мучай меня... – Тристан испуганно смотрел на неё, не желая поверить, что это явь, и закрываясь от болезненного «видения» руками, повторял: – Уходи, радость моя... Уходи теперь...
Не в состоянии более наблюдать эту душераздирающую сцену, мы со Стеллой решили вмешаться...
– Простите пожалуйста нас, Тристан, но это не видение, это ваша Изольда! Притом, самая настоящая...– ласково произнесла Стелла. – Поэтому лучше примите её, не раньте больше...
– Льдинушка, ты ли это?.. Сколько раз я видел тебя вот так, и сколько терял!... Ты всегда исчезала, как только я пытался заговорить с тобой, – он осторожно протянул к ней руки, будто боясь спугнуть, а она, забыв всё на свете, кинулась ему на шею и застыла, будто хотела так и остаться, слившись с ним в одно, теперь уже не расставаясь навечно...
Я наблюдала эту встречу с нарастающим беспокойством, и думала, как бы можно было помочь этим двум настрадавшимся, а теперь вот таким беспредельно счастливым людям, чтобы хоть эту, оставшуюся здесь (до их следующего воплощения) жизнь, они могли бы остаться вместе...
– Ой, ты не думай об этом сейчас! Они же только что встретились!.. – прочитала мои мысли Стелла. – А там мы обязательно придумаем что-нибудь...
Они стояли, прижавшись друг к другу, как бы боясь разъединиться... Боясь, что это чудное видение вдруг исчезнет и всё опять станет по-старому...
– Как же мне пусто без тебя, моя Льдинушка!.. Как же без тебя темно...
И только тут я заметила, что Изольда выглядела иначе!.. Видимо, то яркое «солнечное» платье предназначалось только ей одной, так же, как и усыпанное цветами поле... А сейчас она встречала своего Тристана... И надо сказать, в своём белом, вышитом красным узором платье, она выглядела потрясающе!.. И была похожа на юную невесту...
– Не вели нам с тобой хороводов, сокол мой, не говорили здравниц... Отдали меня чужому, по воде женили... Но я всегда была женой тебе. Всегда была суженой... Даже когда потеряла тебя. Теперь мы всегда будем вместе, радость моя, теперь никогда не расстанемся... – нежно шептала Изольда.
Лев Лурье: Сегодня мы будем говорить о лингвистике, самой специальной и самой изощренной из всех гуманитарных наук. Именно с помощью лингвистики удалось изобрести языки компьютеров, которыми мы все пользуемся. Именно лингвистика позволяет человеку общаться с механизмами. Вокруг этого специального, требующего особой квалификации научного знания в 1930е-50е годы кипели нешуточные страсти. Связаны они были с академиком Марром, возвеличенным при жизни и низринутым после смерти при участии самого генерального секретаря ЦК ВКП(б) товарища Сталина.
Николай Марр пришел в науку задолго до революции. Выходец из Грузии, он в 1884 году приезжает в Петербург, где поступает на Восточный факультет Университета, который с блеском заканчивает. К началу ХХ века он уже признанный крупнейший специалист по кавказским языкам, армянской и грузинской литературам, а также кавказской археологии.
Виктор Живов, филолог: Он начинал с раскопок и с исследований армянской и грузинской культуры, работал очень успешно. Именно за эти труды он был избран академиком РАН, это было еще до революции.
Очень рано у Марра начинает проявляться склонность к построению всеохватывающих и не подтверждаемых научными фактами теорий. Он доказывает родство грузинского то семитским (арабскому и древнееврейскому), то турецкому. Изобретает особую яфетическую семью языков, куда включает все языки Кавказа, ряд древних языков Средиземноморья и Ближнего Востока, а также язык басков, народа, проживающего в Испании и Франции. Все это опирается исключительно на произвольное жонглирование языковыми фактами.
Лев Лурье: Странность научных идей Николая Марра связана, возможно, с его происхождением. В Грузию приезжает шотландец, шотландский садовник Джейкоб Марр. Он поступает на службу к князю Гуриели и вводит в Грузии культуру грузинского чая. До этого в Грузии чая не было. В благодарность за это князь находит шотландцу - а к тому времени ему было уже 80 лет - восемнадцатилетнюю невесту, гурийскую крестьянку. Эта странная супружеская чета произвела на свет юного Николая Марра, которого ждало очень тяжелое и одновременно абсолютно уникальное детство.
Семья, в которой рос Марр, была очень странной, потому что родители говорили на разных языках. Естественно, молодая мама не говорила ни на одном европейском языке, Джейкоб Марр не владел как следует грузинским, поэтому они разговаривали между собой на каком-то странном синтетическом наречии.
До революции Марр преимущественно занимается серьезной наукой. Помимо избрания в Академию, его назначают деканом Восточного факультета Императорского Санкт-Петербургского университета. У него множество учеников, он крупнейший специалист по кавказским языкам. Но постепенно академика все больше влекут общие проблемы языкознания - область, в которой он был полным профаном. После революции Марр все дальше уходит от кавказоведения. Он готовит собственную революцию - революцию в науке о языке.
Лев Лурье: Это знаменитый дом академиков на Васильевском острове. В 1921 году он опустел, как и весь Петроград, потому что многие члены АН эмигрировали, другие просто умерли от голода и болезней. Но этот страшный год - время невероятного расцвета науки. Здесь, в доме академиков, в квартире почтенного академика Марра, собирается организованный на общественных началах Яфетический институт, где Марр и его ученики разрабатывают абсолютно новое учение о языке.
В 1923 году Марр объявляет о создании нового учения о языке, в духе времени отказываясь от всех достижений традиционной науки. Он предлагает собственное объяснение происхождения языка, выдвигает оригинальную гипотезу возникновения современных языков и с легкостью открещивается от всего, что нафантазировал до революции. Теперь Марр утверждает, что никаких языковых семей, в том числе и яфетической, нет. Вначале было множество языков, никак не связанных между собой.
Лев Лурье: В середине XIX века немецкий ученый Шлейхер впервые уподобил индоевропейскую семью языков вот такому дереву - ствол, а от него расходятся группы. Ствол - это праиндоевропейский язык, самый древний, больше всего похожий на древнеиндийский язык санскрит. Ветви - это группы: славянская, германская, персидская и т. д. Вот эту понятную схему, схему ствола и веток, Николай Марр поставил ветками вниз.
Виктор Храковский, лингвист: Николай Яковлевич Марр полагал, что с самого начала было некоторое множество языков, которые друг с другом смешивались, скрещивались и что все реально существующие языки являются плодом этого смешения.
В рамках нового учения о языке Марр утверждает, что все языки в своем развитии проходят одни и те же стадии и в какой-то момент все языки были или будут яфетическими, то есть похожими на современные кавказские. Это относится и к русскому, и к английскому, и к чувашскому, и к языку индейцев кечуа. Произошел же язык из языка жестов. На второй стадии это была нечленораздельная речь. Древние люди издавали некие диффузные выкрики, в которых было не возможно отделить один звук от другого. Только потом появилась речь в ее современном виде, где слова состоят из фонем, то есть отдельных звуков.
Виктор Живов, филолог: Он занялся проблемой очень важной, которая уже в середине XIX века оказалась под запретом в лингвистике, - проблемой происхождения языка. Она и сейчас еще не решена, свое решение Марр высасывал из пальца, как и всю теорию.
Виктор Храковский, лингвист: Когда человек начинает отходить от конкретной работы в своей науке, ему кажется, что он готов построить некоторую обобщающую теорию, которая может ответить на все вопросы науки. Он начал соскальзывать с твердой почвы фактов в область одних предположений, гипотез, которые ничем не подкреплялись. Итогом вот этих его предположений и явилось Новое учение о языке.
Павел Клубков, филолог: По своей ментальности Марр - это человек даже не XVIII, а XVII века, века великих научных революций. И вот в XVII и отчасти в XVIII веке мы найдем великое множество рассуждений вполне в марровском духе.
Несмотря на очевидную абсурдность, Новое учение о языке приобретает в Союзе 1920х годов множество сторонников. Марр становится чрезвычайно популярен среди революционно мыслящих гуманитариев - философов, историков, литературоведов. Где-то в середине двадцатых академик начинает преподносить свое учение как марксистское языкознание. Его важнейший тезис - с победой мировой революции и приходом коммунизма на земле возникнет единый мировой коммунистический язык. Идея пришлась по душе власти, и постепенно Марр закрепляет за собой статус лидера советского языкознания. Лингвисты признавать учение не спешат.
Александр Русаков, филолог: Некоторые считают, что он искренне сочувствовал марксизму, другие полагают, что это было лишь средство для достижения главной цели - господство в мире науки. С середины 1920х годов он стал активно использовать марксизм в своей деятельности.
Павел Клубков, филолог: Для Марра очень органичен интернационализм - признание всех языков и народов равными. Человечество идет от многообразия этнического к языковому и, соответственно, этническому единству - эта мысль хорошо вписывалась в идеологические доктрины 1920х годов.
Даниил Александров, социолог: Разнородное, разрозненное сообщество ученых внутри своей дисциплины стремилось как-то собраться и довериться кому-то, кто смог бы разговаривать с властью. На этой волне, как мне кажется, Николай Яковлевич Марр и поднялся как лидер в языкознании.
Лев Лурье: В конце 1920-х гг. Советский Союз разработал систему организации советской науки. Было создано как будто особое министерство - Академия наук. Есть какая-то отрасль науки - есть научно-исследовательский институт. Институт языка и мышления, основанный Николаем Марром, стал главным советским центром изучения лингвистики, а Марр - главным лингвистом страны. Институт существует до сих пор. Он называется Институт лингвистических исследований РАН. За моей спиной портрет основателя института академика Николая Марра.
Лев Лурье: Это здание Академии наук, той самой Российской Императорской Академии наук, которая основана была еще Петром Великим. В 1929 году академики отказались выбрать в состав действительных членов трех коммунистов, которых им навязывала власть: Фриче, Деборина и Лукина. Политбюро и правительство негодовало. Академию должны были разогнать. Часть академиков арестовали, началось знаменитое академическое дело. В этот момент Николай Марр сыграл, может быть, самую важную роль в своей жизни. Именно он сумел отстоять академию.
Пламенное выступление Марра на заседании Совнаркома, где должна была решиться судьба Академии, убедило советское руководство в необходимости сохранить эту старорежимную институцию. Для Марра эта победа значила многое. Лидер чрезвычайно влиятельного Нового учения о языке, он становится одним из признанных лидеров отечественной науки в целом.
Николай Вахтин, лингвист: Все советское общество строились по принципу иерархии, по принципу пирамиды. В каждой области должен был быть свой главный человек. Марр, как мне кажется, охотно занял эту позицию, а позиция была необходима просто устройству советского общества. Нужна была маленькая тоталитарная пирамидка в любой области, в том числе и в лингвистике.
Началась эпоха безраздельного господства Нового учения о языке в отечественном языкознании. Когда в 1930 году на XVI съезде партии сам Сталин воспроизвел положение Марра о будущем коммунистическом языке, одиозное учение академика приобрело статус государственного.
Лев Лурье: Согласно новому учению о языке Марра, все слова всех языков восходят к четырем первичным элементам: сал, бер, йон и, наконец, рош. Лингвистическая палеонтология определяет, как конкретное слово произошло из этих четырех элементов. Возьмем слово «красный». Казалось бы, здесь нет ни сала, ни бера, ни йона, ни роша. Но это только на первый взгляд. «Рас» - очевидно, что это измененное «рош». На уроках этой самой лингвистической палеонтологии в рамках курса основы языкознания студенты-гуманитарии должны были заниматься такой игрой, подобной тому, как делают из мухи слона на бумаге - искать в каждом слове «сал», «бер», «йон» или «рош».
Виктор Храковский, лингвист: Еще где-то в самом начале ХХ века Николай Сергеевич Трубецкой, прочитав некоторые статьи Марра, писал Роману Осиповичу Якобсону: «Если Марра и не надо пока сажать в желтый дом, то он к этому приближается».
Ярослав Васильков, востоковед: Парадоксально то, что в тот момент, когда Марра начали превозносить, действительно делать из него маленького Сталина, каждое слово его поднимать на щит, на знамя, он был уже действительно психически больным человеком.
В начале 1930х, в последние годы жизни Марра, это был уже безумный старец, официально провозглашенный гением. Его имя даже присвоили институту, где он состоял директором. Меняется окружение. Марристы 1920х были юные ученые-энтузиасты, завороженные величием идей академика-революционера. Когда же учение стало догмой, они отошли от Марра. Но теперь проблем с вербовкой новых сторонников у Николая Яковлевича уже не было.
Николай Казанский, филолог: Естественно, к концу его жизни к этой теории стали примыкать лжелингвисты, которые не знали ни одного языка, но очень хорошо умели жонглировать формулировками, связывая формулировки Нового учения о языке с марксистской теорией. Это пагубным образом сказывалось на судьбах многих и многих людей.
Первой жертвой марристов стал Евгений Дмитриевич Поливанов, крупнейший из работавших тогда в Союзе лингвистов. Осмелившийся выступить против Марра, ученый был ошельмован как враг марксистского языкознания и отправился в фактическое изгнание в Среднюю Азию. В 1937 году он был арестован и расстрелян. В 1932 году против Марра выступила московская группа лингвистов-марксистов «Языкофронт», но и она была разгромлена. Победа стала окончательной. Сомневающихся не осталось. Только сам Марр недолго наслаждался безраздельным господством. В 1934 году академика не стало.
После смерти Марра лидерство в советском языкознании перешло к его ближайшему ученику, академику Мещанинову. Приход Мещанинова стал спасением для языкознания. Он оказался порядочным человеком и настоящим ученым. Во второй половине 1930х и в 1940е годы лингвистам достаточно было делать ритуальную ссылку на гениальные труды Марра, чтобы работа, которая могла в корне противоречить новому учению о языке, увидела свет. Советское языкознание начало постепенно приходить в себя и решать действительно серьезные задачи, которые перед ним стояли.
Относительно спокойное положение в языкознании сохранялось до 1948 года. Началась компания по борьбе с космополитизмом - наука подверглась жесточайшим репрессиям. В литературоведении громили школу Веселовского. В биологии - генетиков. Расправлялись с историками, философами и экономистами. Обвинение одно - низкопоклонство перед Западом, страшное для начала Холодной войны. В лингвистике репрессии проводились под знаменем марризма. Крупнейших советских ученых обвиняли в отходе от великого учения академика Марра, единственно верного марксистского учения о языке. Шли проработочные собрания. Многие лишались работы. Казалось, что скоро начнутся аресты. Впоследствии 1948 и 1949 годы станут называть аракчеевским режимом в языкознании.
Виктор Храковский, лингвист: Некоторых ученым приходилось дважды и трижды каяться, особенно это открыто проходило в Москве, скажем, академику Виноградову приходилось, чуть ли не трижды публично признавать свою вину.
Юрий Клейнер, филолог: Моя учительница немецкого рассказывала мне, что в школах детей постоянно спрашивали: «В каком году родился Николай Яковлевич Марр? Когда умер Николай Яковлевич Марр?». Это была уже аракчеевщина, в которой, наверно, Марр не был повинен.
Лев Лурье: 9 мая 1950 года газета «Правда» начинает печатать статьи по вопросам языкознания. Это статьи в защиту Нового лингвистического учения академика Марра и статьи против академика Марра. Возникает ощущение свободной дискуссии, но совершенно очевидно, что это артподготовка перед решающей схваткой, и эта схватка заканчивается двумя работами Сталина: статьей «Относительно марксизма в языкознании» и серией ответов на вопросы аспирантки Крашенинниковой, которые печатаются под общим заглавием - «К некоторым вопросам языкознания». Работы товарища Сталина издаются массовыми тиражами. Их изучают абсолютно все: военные летчики, специалисты по обработке метала резанием, ботаники. Все учат их практически наизусть. Работы товарища Сталина ставят крест на лингвистическом учении Марра, которое объявлено буржуазным, ненаучным.
Юрий Клейнер, филолог: Мне рассказывал мой старший коллега, как тогда, когда он учился (как раз после этой дискуссии), можно было пересдавать экзамены. Университет был строг, пересдавать не полагалось. Студент приходит за направлением, ему не дают, он заявляет: «А я жертва аракчеевского режима в языкознании». Тут же все проблемы решены: «Пожалуйста, пересдавайте.
Виктор Живов, филолог: Марризм громили, но марристов, кажется, не сажали. Кто-то покаялся успешно и был уже не марристким бандитом, а бандитом другого цвета. Без жертв не обошлось. Скажем, Николай Феофанович Яковлев, великий лингвист, большой специалист по кавказским языкам, сошел с ума. Ему позвонили, сказали, что он выгнан из Института языкознания, где он был заместителем директора, за его марризм, и он сошел с ума. Потом тридцать лет провел в сумасшедшем доме.
Разгром марризма был полным и окончательным. Основанный Марром Институт языка и мышления в Ленинграде, с конца двадцатых сохранявший статус главного языковедческого центра в стране, был слит с новоучрежденным московским Институтом языкознания, превратившись в филиал. Еще несколько лет ритуальная ругань в адрес марризма звучала с самых различных трибун. Печатались особые сборники, направленные на развенчание антинаучного Нового учения о языке, и работы, превозносящие гениальное марксистское учение Сталина. Постепенно о Марре забыли, а постулаты Нового учения превратились в анекдоты, которые рассказывают студентам-филологам преподаватели, обучая азам языкознания.
Лев Лурье: Русский общественный строй почти всегда авторитарный. Тиран поднимает, тиран низвергает. История Марра - это типичная история фаворитизма. Марр становится знаменем советского языкознания, потому что на него фактически сослался Сталин в своем выступлении на XVI съезде партии, и Марр был низринут после своей смерти тоже Сталиным. Мыльный пузырь, который возникает, висит, а потом лопается.
